Москва-Берлин-Геттинген-Москва

Академический аспирант школы филологии Александра Бассель о своей стажировке в Геттингенском университете.

Он из Германии туманной

Привез учености плоды:

Вольнолюбивые мечты,

Дух пылкий и довольно странный…

 

 

«Гутен таг. Ир перзональаусвайс битте»[1] - и я, наконец, окончательно поняла, что уехала из России на долгих два месяца в другую жизнь, которая будет проистекать на другом языке, в другой валюте и в другом времени. Мыслила я себе это так – на оси абсцисс будут отсчитываться дни, от 6 января до 10 марта, ровно 63 деления, а на оси ординат уходящие в восьмерку-бесконечность страницы немецкоязычных книг, которые нужно найти – отсканировать – прочитать – обсудить. А я буду, зажмурившись, скользить по воображаемой прямой между этими двумя осями до тех пор, пока не выпаду из координатной плоскости и не услышу: «Здравствуйте. Ваш паспорт, пожалуйста».

Я прилетела в Берлин, город мне чуждый, но одновременно с тем милый сердцу разными своими закоулочками. Прежде всего пенсионерским кафе на Пражской площади, на столах которого почти столетие назад отплясывал свои дикие танцы Андрей Белый; огромным аквариумом в холле фешенебельного отеля, будто бы о котором Владислав Ходасевич в стихотворении «Берлинское» писал: «А там, за толстым и огромным // Отполированным стеклом // Как бы в аквариуме темном, // В аквариуме голубом…»; мемориальной табличкой на Траутенауштрассе «В этом доме жила русская поэтесса Марина Цветаева», а также – и этим в первую очередь – соотношением красного готического собора и городского туалета, который чудом избежал повсеместной модернизации и так и остался нетронутым с тех пор, как неподалеку живший даровитый писатель Набоков намечал путь Годунова-Чердынцева мимо «высокой кирпичной кирки … и общественной уборной, похожей на пряничный дом бабы-Яги».

Берлин – лихорадочно мечущийся мегаполис, легкомысленно вместивший в себя казалось бы все причуды и капризы европейских культур, с одной стороны, и оставшийся верен немецкой интеллектуальной чопорности, с другой. Фраза, которой открывается добрая половина путеводителей по Берлину, звучит так: «В этом городе каждый может найти что-то на свой вкус». С этим поспорить сложно. На мой вкус, вкус аспиранта, решившего за два месяца освоиться в новом повороте диссертационной темы и вернуться домой с готовой статьей, тоже кое-что нашлось. Центральное отделение университетской библиотеки Гумбольдского университета располагается в огромном здании с трудновыговариемым названием Jacob-und-Wilchelm-Grimm-Zentrum, отчетливо напоминающем строение города будущего из “Метрополиса” Фрица Ланга. Многонаселенный улей с сотнями мелких сот – этажи, комнаты, отделения, ячейки, и все кишмя кишит томами, брошюрками и фолиантами, все они в открытом доступе, все лишены привычного присмотра. Поиск нужной книги превращается в квест, в котором игрок один на один сражается против системы, получая шифр и пытаясь найти соответствие ему, логически отсекая неверные ходы и ложные стратегии. За первым раундом игры идет второй, третий: в библиографиях к нашедшимся работам указаны новые и новые источники, путь к которым закодирован в новые шифры. Для успешно прошедших те или иные этапы квеста игроков по углам игрового поля расставлены сканеры, с помощью которых улов можно оцифровать, записать на флешку и унести домой. И совершенно немыслимо, невозможно прервать эту завораживающую игру, эту эстафету поиска – ведь кажется, что за каждым следующим поворотом, за следующим виражом, на следующей полке само собой отыщется что-то невообразимое, новое, еще никем не осмысленное и не описанное, ведь здесь есть абсолютно все, ведь из этого квеста всегда выходишь героем и победителем.

Моя германская жизнь протекала между двумя точками – бесшабашным Берлином и хранителем души павшего на дуэли поэта Ленского Геттингеном. В Берлине я бывала наездами, совершая набеги на библиотеки и время от времени консультируясь с профессором Гумбольдского университета, большим знатоком немецких тем Мандельштама. Жила же я в домашнем Геттингене, средневековом городочке, замершем вокруг известного университета. После четырехлетней разлуки я наконец-то вернулась в него, вернулась совсем другой, и тем отчетливее это становилось, чем больше я погружалась в его размеренную уютную жизнь – сказочные гриммовские домики, уличные кафешки, двурогая церковь на главной площади, памятник гусятнице Лизе, которую целует каждый защитившийся докторант, стеклянная напоминающая аквариум библиотека. На факультете знакомых по первой моей стажировке студентов почти не осталось – кто-то закончил учебу и уехал на поиски счастья и работы в более крупные города, кто-то, не догрызя гранита науки, вышел замуж. Зато появились новые лица – и как же чудесно, какая же гордость разбирает, когда слышишь на чужеземье наизусть с трогательным акцентом процитированные строки Лермонтова, Тютчева, Ахматовой, Мандельштама…

Моим любимым семинаром стал так называемый факультетский “коллоквиум”, на который раз в неделю собирались преподаватели, аспиранты, заинтересованные студенты и не равнодушные к русской литературе вольнослушатели. Приглашенный гость, чаще всего профессор другого университета, делал доклад, после чего начиналось обсуждение, которое с первых своих тактов превращалось в завораживающее непринужденностью, энергичностью и динамикой действо. На какое-то время все собравшиеся забывали о том, что кто-то из них преподаватель, а кто-то студент, кто-то оценивающий, а кто-то оцениваемый, кто-то знает больше, а кто-то меньше, и на равных объединялись в решении проблем и распутывании перипетий славянских литератур. Высказанную одним идею перехватывал другой, третий был не согласен, четвертый видел новые повороты и ракурсы. Оживленные и при этом очень доброжелательные споры затягивались на несколько часов, и появлялось ни с чем ни сравнимое ощущение присутствия при рождении нового взгляда, нового подхода, нового восприятия. И мне вспоминалась глава из книги Роберта Юнга „Ярче тысячи солнц“, которая описывала научную жизнь Геттингена начала прошлого века, времен расцвета в нем физической науки: «Когда Гильберт, возвышаясь над кафедрой с огромной логарифмической линейкой в руках, развивал еще не разрешенные математические проблемы, то все, кто слушал его, чувствовали, что принимают непосредственное участие в процессе рождения новых идей».

Геттингенский университет с его широким кампусом, фонтанами, в которые по весне выпускают огромных красных рыб, мощеной площадью, пряничными старыми корпусами, будто бы хранящими память о том, как в них преподавали Лихтенберг, Гаусс, Кляйн, братья Гримм становится для студентов, аспирантов, приезжих ученых не только источником знаний, но и источником вдохновения. Ведь совершенно невозможно не засидеться допоздна на последнем этаже стеклянной башни университетской библиотеки, открывающей головокружительный вид на пять городских церквей, на университетский кампус, на гусеницу старинного городского вала, и не попытаться поймать творческий импульс, творческую волну, захватившую и увлекшую за собой бесчисленное множество тех, кто приезжал сюда учиться и учить.

Текст: Александра Бассель

 

 

 

---

[1] Здравствуйте. Ваш паспорт, пожалуйста (нем.)