Мы используем файлы cookies для улучшения работы сайта НИУ ВШЭ и большего удобства его использования. Более подробную информацию об использовании файлов cookies можно найти здесь, наши правила обработки персональных данных – здесь. Продолжая пользоваться сайтом, вы подтверждаете, что были проинформированы об использовании файлов cookies сайтом НИУ ВШЭ и согласны с нашими правилами обработки персональных данных. Вы можете отключить файлы cookies в настройках Вашего браузера.
Адрес: 105066, г. Москва,
Старая Басманная ул., д. 21/4
О проекте
Одной из наиболее актуальных проблем российских и зарубежных филологических и в целом гуманитарных исследований последнего десятилетия стал процесс трансформации коммуникативной модели и самоидентификации автора (self-writing) в текстах автодокументального жанра: дневниках, записных книжках, рабочих тетрадях, переписке. Моделирование автором текста и собственной личности происходит как в коммуникативном, так в стилистическом и в языковом отношении. С этой точки зрения эго-тексты русских футуристов представляют собой уникальную экспериментальную площадку для создания новых языковых форм и одновременно – широкое поле для исследования коммуникации «я – текста» и изучения проблемы авторства в целом.
Исследование базируется на материалах записных книжек Владимира Маяковского 1920-х гг. и рабочих тетрадей Алексея Крученых конца 1920-х гг. – 1930-х гг. Несмотря на их огромное научное значение, именно этот круг источников до настоящего времени остается практически не введенным в научный оборот. Подобная ситуация связана с целым комплексом причин. Еще в советское время доступ к рукописному наследию (в первую очередь – Маяковского) был строго ограничен ввиду сугубо идеологической трактовки как его произведений, так их творческой истории и биографии поэта. Основные цензурные ограничения распространялись на наследие Маяковского-футуриста (от первых стихотворных и художественных опытов до «ЛЕФа»), не вписывавшееся в официальный образ «пролетарского поэта». По тем же причинам остаются неопубликованными и практически неизвестными исследователям рабочие тетради Алексея Крученых. Несмотря на то, что в конце 1980-х – 1990-х гг. в связи со сменой парадигмы гуманитарных наук, и в первую очередь литературоведения, произошла ценностная ревизия русского модернизма, подавляющее большинство ранее неопубликованных источников до настоящего времени остаются неизданными.
В рамках проекта на ранее недоступном материале выполнено исследование, посвященного коммуникативной структуре автодокументальных текстов русского авангарда, подготовлены аналитические и научно-популярные статьи.
Статьи и исследования
Зверинец. Журнал (PDF, 5.30 Мб)
Хачатурян Л.В. Жизнь после ЛЕФа. Рабочие тетради Алексея Крученых 1927–1930 годов.
Хачатурян_Крученых (PDF, 95 Кб)
Ермакова О. «Не дам я работы крематорию… сам все сожгу до последней косточки»: автоэпитафии и словоновы в рабочих тетрадях Алексея Крученых.
Ермакова_Крученых (PDF, 670 Кб)
Ермакова О. Записные книжки и рабочие тетради писателей в цифровой среде.
Ермакова_записные книжки (PDF, 860 Кб)
Источники (правообладатель: РГАЛИ)
Р 94
Маяковский
Записная книжка
«Anteckningar»
Рукопись «Люблю»
(1922)
Л. 1
Л. 1 Об.
Такого полюбишь
этакий ринется
Таких только Труцци
место в большом зверинце
Укротительница нашлась
должно из зверинца
Я только индейцем
от радости прыгал
Так было весело, было
легко мне.
Л. 2
Подняв силачом
Неся акробатом
Как избирателей сзывают
на митинг
Как села в пожар
созывают набатом
Сзывал
Любовь
а вот
возьмите
Когда такая махина
ахала
Не глядя в лужи лужей
грязью сугробом
дамьё от меня ракетой
шарахалось
нам бы чтобы полегче вот вроде
танго бы
Нести не могу и несу мою
ношу
хочу ее сбросить
и знаю не сброшу
ломались от тяжести ребер
дуги
распор не удержат ребровы
<дуги>
И жилы взрывались в предсмертной
натуге
Л. 3
Л. 3 Об.
Л. 4
Л. 4 Об.
Л. 5
Мне тоже любовь <равно?>
дарована
Но с детства людьё
отцами муштровано
А я убег на берег риони
И шлялся
Ни черта не делая ровно
без груза рубах
без башмачного груза
Жарился в Кутаисском зное
Вворачивал солнцу то спину то пузо
пока под ребрами не заное<т>
дивилось солнце
В аршин ли был весь-то
А тоже бьется серденышком
малым
Откуда в этом аршине
место
И мне и реке
и стоверстым скалам
Л. 6
Л. 7
Л. 8
Л. 9
Л. 9 Об.
Л. 10
В ночи одеваем лучшее плать<е> мы
Отыгрывайтесь на женах на вдовах
Меня же Москва
душила объятьями
Кольцом своих бесконечных
садовых
Любовницы серденками тикают
К ним никнут партнеры
брачныя ложа
Столицы сердцебиение
дикое
Я слушал
С Страстною Площадью
лежа
Я слушал ветров и ливней
признание
Одарен миллионом
фонарных улыбок
И ребром в сводчатое здание
вмещалась еле сердечная глыба
Л. 11
Л. 11 Об.