Д. С. Глебова: об издании Первого грамматического трактата

25 октября в издательстве МЦНМО вышла книга «Первый грамматический трактат: Текст. Комментарий. Исследования», в подготовке которой принимали участие преподаватели школы филологических наук НИУ ВШЭ.О самом средневековом тексте, трудностях его перевода, а также о любви к древнеисландскому языку мы поговорили с одним из переводчиков и редакторов трактата – Дарьей Сергеевной Глебовой, старшим преподавателем школы филологических наук.

• Как Вы начали изучать древнеисландский?

Я училась в Вышке на филфаке, занималась Древней Русью, но поехала в магистратуру в Исландию и там поняла, что древнеисландский – это моя любовь. Мне очень легко все это давалось, очень нравилось, и я как-то ушла в эту область.

• А Вы учили древнеисландский до поступления в магистратуру?

Нет, я даже больше скажу — я не читала ни одной саги.

• А почему Вы решили все же поступить?

Мне приснился сон второго января, что мне нужно срочно ехать за границу в магистратуру. Я написала Анне Феликсовне Литвиной, и она мне просто прислала ссылку. Как раз выходило, что у меня был месяц, чтобы собрать все нужные документы. Конечно, надо было учить язык с нуля, но программа очень хорошая именно для этого, за полтора года я подняла его уже на нормальный уровень.

• Что интересного в этом языке?

С одной стороны, это язык совершенно потрясающего корпуса текстов: можно и мифологию изучать по текстам, и читать в оригинале такие вещи, как саги разных типов или скальдическую поэзию с ее суперсложной структурой и интересными образами. И само комьюнити скандинавистов очень интересное.

• Вы преподаете древнеисландский. Скажите, Вы используете какую-то особую методику? Ведь это все-таки мертвый язык

У нас довольно классическое изучение в том плане, что мы смотрим грамматику и просто читаем очень много текстов. Я следую программе моего учителя в Исландии, Харальдура Бернхардссона, который, на мой взгляд, очень здорово выстроил программу, и пока я замечала, что по этой программе люди за год вполне выучивают этот язык настолько, чтобы пробовать прочесть что-то самостоятельно со словарем без моей помощи. Это главная задача.

• Насколько возможно реконструировать язык? Сохранилось ли достаточно справочников, трактатов, рассказывающих о языке?

Да, в Древней Исландии существовала традиция грамматических трактатов, которая началась в XII веке с труда некоего Грамматика, который решил описать фонологию современного ему языка. И только благодаря ему мы знаем, что в XII веке в исландском были еще носовые, которые в XIII веке в памятниках уже совсем не видны. Описывая фонологическую систему своего языка, он даже использует минимальные пары (хотя, конечно, он не делает это настолько последовательно, как Трубецкой и пражская лингвистическая школа). Например, если я скажу har или hár — это будут разные слова: в одном случае «акула», в другом— «волосы», и мы явно не хотим их перепутать. Поэтому в случае длинной гласной Грамматик предлагает ставить акцентный знак (как это делается и в современном исландском языке), а в случае краткой — нет. И вот так вот он работает со всеми звуками. Благодаря Грамматику мы много знаем о том, как язык звучал в XII в., что в принципе большая редкость для историка языка.

• А есть предположения, зачем он это делал? Чтобы просто правильно писали на языке?

Да, это главное. Тут, наверное, важно то, что до появления латинской письменной системы исландцы были знакомы с иной письменностью — рунической. Главная ее проблема в том, что там один значок часто мог обозначать несколько звуков, и Грамматик даже специально оговаривает, что в случае рун не всякий может сходу разгадать, что сказано. В том числе поэтому его основная задача — создать алфавит, где одна буква была закреплена за одним звуком, чтобы все было ясно, четко и понятно, не было двойственности в интерпретации текста. Превратить свои предложения в норму у него, правда, не получилось: все равно, когда мы открываем исландские рукописи, мы видим, что там один и тот же звук может пятью разными значками записываться. Увы, язык меняется — когда пишет Грамматик, á и ǫ́ еще обозначали разные звуки, а уже в первой половине XIII века они стали звучать одинаково, как долгое [ɔ]. И это тоже, по идее, надо было как-то описывать, но его последователи уже не стали этого делать.

• Почему Вы с коллегами решили переводить именно «Первый грамматический трактат»? Что его перевод значит для скандинавистики?

Этот текст очень важен для истории лингвистики в принципе, так как Грамматик — протофонолог. И очень интересно, что к мысли, что [а:] отличается от [a], он приходит, поскольку в Древней Исландии была развита скальдическая поэзия. Для людей было очень важно, из каких звуков она состоит. Например, есть много примеров, когда конунги говорят: «Ой, вы срифмовали тут «om» и «omm», то есть длинную «m» и краткую — так нельзя рифмовать». На слух они это очень хорошо ощущали, потому что скальдическая поэзия строилась не как наша, там основным поэтическим связывающим приемом была внутренняя рифма и аллитерация. Все это понимает не только скальд, но и аудитория, которая внимательно следит, все ли рифмы на месте. Так, например, для размера дротткветт (часто его переводят как «дружинный размер») нужно было, чтобы в нечетных строках были слоги с одинаковой согласной и разными гласными, например, «мама» и «кромка», а в четных, чтобы слоги были одинаковые («мама» и «рама»). Из-за этой системы вы начинаете очень внимательно относиться к тому, какая где стоит гласная, к качеству этих гласных. Сформированное такой традицией внимание заставляет нашего Грамматика задуматься о том, что и в прозаической речи они могут быть разными. Опираясь на поэзию, он начинает придумывать грамматическую теорию — и это невероятно красиво! В результате Трактат становится примером филологической рефлексии над языком через рефлексию над поэзией. Прямая польза художественного слова для науки.

• В самом трактате какие-то лингвистические термины он употребляет?

Довольно много, да. Еще какие-то свои придумывает.

• Как их понять?

У нас был семинар, даже несколько, на которых мы пытались вникнуть в терминологию Грамматика. Например, он часто оперирует понятием grein, что буквально значит «ветвь». И мы очень долго думали, как это перевести, потому что были варианты «разграничение» или «ответвление». Грамматик пишет: «я вывел столько-то grein» для звуков, и тут важно: именно вот этих веточек или столько противопоставлений. Что именно? И он, кажется, употребляет это и так, и так. В итоге, мы решили, что в одних случаях мы переводим как «разграничение», а в других — как «ответвление». Такое свободное употребление термина в разных значениях вообще характерно для средневековых грамматических традиций и особенно заметно у Грамматика. Например, буква у него, как и в латинской средневековой грамматической традиции, — это и звук, и орфографическая фиксация. Вот он пишет: буква «о» произносится так-то, и когда по-русски пишешь «буква произносится» — звучит очень странно. Мы решили оставить так, потому что это передает дух трактата; комментарий, конечно, сделали, но терминологический язык Грамматика хотели сохранить. Еще из таких особенностей, которые мы сохраняли — гигантские периоды речи. Можно было бы все поделить, сделать короткие предложения, но тогда бы дух Трактата потерялся. Мы, конечно, делили их, но все равно старались оставлять ветвистость его речи, чтобы осталось хотя бы немного от оригинального «вкус» текста.

• Его речь близка к поэтичной?

Я бы сказала, что она близка к риторике — он риторически выстраивает свой Трактат. Он, конечно, знает каких-то латинских авторов, видно, что Грамматик знает, что писать можно длинно и сложно (точки в его картине мира ставить вообще необязательно). В целом это один из самых сложных древнеисландских текстов и, конечно, его хотелось перевести. Этот текст существует в переводе на английский язык, итальянский, шведский, но на русский ни разу не переводился. Я знаю, что были черновые переводы разных коллег, но опубликованного академического издания с комментарием и исследованиями сделано пока не было. Так что когда мы думали, чем бы нам заняться на переводческом семинаре, мы решили, что это идеальный кандидат. И важно, что это один из самых трудных текстов Древней Скандинавии, потому что он грамматический: там гигантские периоды речи, сложные термины. Для нас это был резкий «level-up» в языке, потому что когда мы его в первый раз открыли, многим казалось (и мне в том числе), что вообще ничего не понятно, а когда мы заканчивали переводить, трактат уже можно было читать с листа. Так что во многом проект был важен не только для науки, но и для нас самих. Здорово было и то, что в семинаре участвовали коллеги из разных поколений — с одной стороны, взрослые «корифеи» медиевистики, Федор Борисович Успенский и Анна Феликсовна Литвина (которая была главным вдохновителем проекта, именно с ее подачи мы решились переводить Трактат!). С другой, заинтересованные скандинависты-аспиранты (вроде меня, Дениса Голованенко, Евгении Воробьевой и Дана Хазанкина) и студенты, ученики Фёдора Борисовича и Анны Феликсовны, а также выпускники моего курса древнеисландского языка (Татьяна Сизоненко, Маша Орловская, Мария Зенкова, Дмитрий Аношкин). Но тут важно сказать, что пока мы делали книжку, мы уже все так или иначе сменили свой статус — кто-то защитил кандидатскую или вот-вот на днях будет защищать, кто-то — магистерскую.

• А сколько времени прошло от Вашего замысла до выпуска книги?

Мне кажется, что мы замыслили его еще в 2020 году, но НУГ (научно-учебную группу) нам дали только в 2021 году. Два года мы работали вместе, а с 23 года я и узкий круг коллег занимались публикацией перевода: сначала это было издание в журнале, потом подготовка книги. Хотя я ее вычитывала раз 9, корректор там нашел 1200 мест для исправлений… и это после моей вычитки. Много времени ушло, 4 года, как минимум.

• А можете чуть подробнее рассказать про процесс издания? Вы были редактором, да?

Я занималась в этом проекте переводом фрагментов, организацией семинара, комментарием, а также написала лингвистическую часть введения на основе наших обсуждений в рамках проекта; про скальдическую поэзию писал Денис Андреевич Голованенко. Сначала мы сделали статью для «Вопросов языкознания», где был перевод с комментарием и введение. Это был прекрасный опыт, потому что мы получили много отличных исправлений и замечаний, которые предложили Ольга Александровна Смирницкая, а также рецензенты и редактор «Вопросов языкознания» — Лев Сергеевич Козлов, он очень нам помог. Рецензентам большое спасибо, благодаря им мы поправили очень многое! Нам также очень помогали члены «Варяжского клуба» (семинар Ф.Б. Успенского при Лаборатории ненужных вещей), они активно участвовали. Например, Денис Игоревич Савельев — он математик, но очень любит все, что связано со Скандинавией; Денис Игоревич активно участвовал в переводе Трактата и его выверке, а также он предложил нам схемы для визуализации фонологической системы Грамматика. После публикации в журнале мы решили сделать и книжку, так как трактат – вещь сложная, и лучше, если бы его сопровождали не только введение и комментарии, но и какие-то исследования. Поэтому мы вычитали и перепечатали несколько статей, посвященных ему, а также сделали издание билингвальным (добавили оригинальный текст, его тоже нужно было хорошенько вычитать). Еще мы долго-долго обсуждали обложку — и вот 25 октября книга наконец вышла в издательстве Московского центра непрерывного математического образования (МЦНМО).

Над интервью работали: Новинская Полина, Белогуров Сергей, Ветрова Екатерина, Фролова Виктория