Хроника международной конференции "Эффекты правдоподобия: режимы и концепции реализма в русской литературе"

Магистранты программы "Компаративистика: русская литература в кросс-культурной перспективе" подготовили хронику прошедшей в школе филологии 22-23 сентября 2017 года конференции.

22-23 сентября 2017 года в школе филологии прошла конференция «Эффекты правдоподобия: режимы и концепции реализма в русской литературе». Исследователи из 4 стран и 11 научных институций  обсудили проблемы изучения эффекта реальности и интерпретации реалистической прозы 19-20 веков.  

В хронике конференции представлены основные тезисы докладов.

Первый день конференции открылся заседанием «Театр, драма и реализм». Оно началось с доклада Ильи Клигера (Университет Нью-Йорка) «Трагедия как социальное воображаемое в эпоху реализма». Во вступлении к докладу И. Клигер отметил, что понятие трагического в русской культуре начало распространяться за пределы жанра в 1820-е годы и стало следствием широкой романтической трактовки драмы как способа репрезентации человека в конфликте с действительностью. Основываясь на этом, новом для XIX века, понимании трагедии, И. Клигер проанализировал устройство системы трагического воображаемого в эпоху русского реализма. В докладе были подробно рассмотрены два главных аспекта её восприятия: гуманистический (связанный с социальными проявлениями) и субстанциальный (охватывающий/описывающий силы, не подвластные человеку ― фатум, стихию).  

В докладе «Реализм в оценке Академии наук: Уваровская премия и сатирическая драматургия» Кирилл Зубков (СПбГУ – Пушкинский Дом) представил результаты изучения корпуса драматических произведений, поданных на соискание литературной премии имени С. С. Уварова. Изучение архива премии позволило исследователю познакомиться с пьесами, не вошедшими в позднейший канон. Особый интерес в контексте дискуссии о реализме представляют отзывы членов жюри премии. За полвека ее существования награду академиков получили всего 3 пьесы. Две из них вошли в канон — это «Гроза» Александра Островского и «Горькая судьбина» Алексея Писемского. В заключение К. Зубков подчеркнул, что именно эти произведения были далеки от доминирующей стилистики жанра и отметил открывшуюся возможность дать реализму определение «от противного». Именно в этих пьесах, по мнению экспертов премии, открывалась возможность зрительской вовлеченности, примирения интересов простонародья и образованного класса, что так ожидалось всеми накануне Великих реформ.    

Доклад Майи Кучерской (НИУ ВШЭ) «Феатр Лескова: реквизит «Тупейного художника» продолжил традицию спора с представлением о бытописательном характере лесковской прозы. Исследовательница указала на возможные литературно-музыкальные и документальные источники сюжета рассказа «Тупейный художник». Их круг обширен — это повесть Александра Герцена «Сорока-воровка», «Воспоминания о театре графа Каменского в Орле» Владимира Бурнашева, оперы «Свадьба Фигаро» и «Севильский цирюльник». Кроме того, М. Кучерская предположила, что Лесков осмыслил проблему положения крепостных актеров на сюжетном уровне: главные герои рассказа заимствуют модели поведения влюбленных у персонажей, которых им приходилось играть.

Второе заседание «Позитивизм, реальность и реализм» открылось докладом Энн Лаунсбери (Университет Нью-Йорка) «Мука, сало, лохмотья: детали и материальность в текстах о провинции (1830-1850-е гг.)». Он был посвящен репрезентации понятия «провинция» в произведениях русских писателей 1830-1850-х годов. Основные черты, присущие литературному образу провинции, согласно Э. Лаунсбери, связаны с «застывшим» временем, предсказуемым пространством и подчеркнутой материальностью, телесностью существования. Кроме того, исследовательница обнаружила  ряд общих черт в художественных описаниях уездных городов и критике произведений писательниц 1830-1850-х годов. Отношения «столица — провинция» и «книги, написанные мужчинами — книги, написанные женщинами» для Э. Лаунсбери сопоставляются с оппозициями «маскулинное — феминное», «возвышенное — низменное» и «цельное — фрагментарное».

Сессия продолжилась докладом Габриэлы Сафран (Стэнфорд) «Бумага и акусматическое слушание в «Записках охотника» Тургенева. По мнению Г. Сафран, для русских писателей 40-х годов процесс индустриализации бумажного производства и феномен акусматического, т.е. происходящего через преграду, слушания были тесно связаны. Общим для этих явлений была исходящая от них угроза сформулированной Вальтером Беньямином «ауре аутентичности». Бумага превратилась в благодатный материал для новых средств коммуникации — фотографии и телеграфа, которые, вопреки ожиданиям, отдалили людей друг от друга. Акусматическое слушание же по самой своей природе связано с существованием барьера, который Г. Сафран интерпретировала в том числе как непреодолимую преграду между интеллигенцией и народом.  

Тема выступления Елены Пенской (НИУ ВШЭ) «Фототравелоги 1860-х годов Карла Бергамаско как «театр теней» также была связана с развитием медиатехнологий. Доклад актуализировал проблему псевдореалистичности документального свидетельства на материале творческой биографии фотографа Карла Бергамаско. Художественный талант и оригинальный стиль снимков помогли Бергамаско из театрального фотографа сделаться ведущим портретистом Петербурга. Зенитом его славы стало назначение фотографом императорской семьи. Сосуществование театрального и политического проявилось не только в биографии Карла Бергамаско, но и в технике его работы, для которой характерны игровые сцены и постановочные кадры. Утвержденные Бергамаско и позже развившиеся принципы фотографии Е. Пенская предложила рассматривать как повод для дискуссии о реалистичности фотографии и об особенностях фотографического образа России.

Третья сессия «Металитературность и жанровая гибридность в реализме» началась с доклада Маргариты Вайсман (Университет Сэнт-Эндрюс), посвященного роману Алексея Писемского «Взбаламученное море» — одному из метапрозаических произведений русской литературы XIX века. Помимо того, что автор романа включен в число персонажей, структура повествования осложнена введением альтер-эго Писемского. В восьмой главе «Моря» нарративная техника меняется, Писемский-персонаж покидает героев романа,  и его голос окончательно сливается с голосом повествователя. По мнению Вайсман, металепсис помог Писемскому отразить хаос, царящий в современной ему интеллектуальной среде, а также создать у читателя ощущение нестабильности границ. Кроме того, на структурном уровне реализовался основной концептуальный конфликт романа — неспособность главного героя видеть разницу между идеями и их воплощением в реальность.

Завершился первый день конференции докладом Олега Лекманова (НИУ ВШЭ), который в докладе о романе «Ложится мгла на старые ступени» показал, что при создании реалистического текста Александр Чудаков во многом ориентировался на поэтику русского модернизма. Тезис подтверждают набоковская внезапная смена первого и третьего лица, одновременное использование и остранение метафор и — пожалуй, ярче всего — заглавие романа, цитирующее стихотворение Александра Блока «Бегут неверные дневные тени». Цитата, по мнению исследователя, раскрывает основную идею произведения. Хаосу и абсурду революции (или воспоминаний вообще) в романе противопоставляются порядок, осмысленность и структурность.

Второй день конференции начался с заседания «Реализм и социальное воображаемое». Доклад Вадима Школьникова (НИУ ВШЭ СПб) «Белинский и конец искусства: «Эстетика» в развитии раннего русского реализма» был посвящен влиянию философии Гегеля и, в частности, концепции примирения с действительностью, на взгляды Герцена, Белинского и Бакунина. Одним из ключевых эпизодов выступления В. Школьникова стала попытка сформулировать новое определение реализма на основе идей Гегеля из «Эстетики». Поскольку, по Гегелю, развитие романтического искусства в конечном итоге приводит к концу искусства, исследователь определил реализм как первое важное художественное движение, развивающееся при полном сознании своей недостаточности для достижения идеала красоты (прекрасного). Также в контексте формирования реалистического мировоззрения В. Школьников рассмотрел соотношение философии Гегеля и идей Белинского. По мнению исследователя, зрелая концепция реализма Белинского основана на тождественности высшей истины и социальности — одновременно формы самосознания и чувства принадлежности к коллективному и универсальному.

В фокусе доклада Татьяны Венедиктовой (МГУ) «Роман и/как теория социальности» оказалась избыточная деталь — один из признаков реалистического текста. Исследовательница напомнила о существующей научной оппозиции по отношению к детали в романах: её воспринимают либо как свидетельство кризиса реализма (точка зрения Дьёрдя Лукача), либо как повод для переживания «стихийной общности жизни всех людей» (концепция Эриха Ауэрбаха). В этой оппозиции Т. Венедиктова видит отражение сути современной дискуссии о реалистических текстах. Кроме того, деталь интересна ещё и тем, что позволяет обсуждать социальность романа не только в отношении содержания, но и в отношении формы. В заключение Т. Венедиктова отметила, что за последние полвека реализм перестали трактовать как искусство, свободное от условности, перестали противопоставлять модернизму и начали интересоваться им не столько в аспекте поэтики, сколько в аспекте рецепции.

Во второй сессии «Иллюзии правдоподобия: живопись, психология, теория» первым был представлен доклад Кэтрин Бауэрс (Университет Британской Колумбии, Ванкувер) «Готический реализм в Обломовке. Проклятые семьи, заколдованные ландшафты, беспокойные сны». Исследовательница проанализировала элементы готического реализма в описании сна Обломова. Согласно К. Бауэрс, в эпизоде сна Гончаров стремится вызвать у читателя ощущения страха и тревоги. Элементы готического, не эксплицированные в тексте, проявляются в воображении читателя.  

В докладе «Реализм аффектов: индивидуальная психика и национальный психотип в «Степном короле «Лире» Тургенева» Алексей Вдовин (НИУ ВШЭ) рассмотрел проблему изображения психологических процессов в художественном тексте на материале повестей Тургенева. По мнению исследователя, нарративный феномен прозрачности сознания, как и другие техники отображения аффектов и эмоций, используются Тургеневым для раскрытия понятий этничности и национальности. При этом идея русскости манифестируется как постоянный переход героя из одного состояния в другое.   

Доклад Сергея Зенкина (РГГУ) «Вымысел, правдоподобие, мимесис» был посвящен разграничению этих связанных с литературной референцией понятий. При этом вымысел, конструирующий придуманный мир, по мнению исследователя, обязательно опирается на уверенность автора в структурности мира реального. Вымышленный мир соотносится с реальным метонимически, их элементы (вещи, места, обычаи) пересекаются. С. Зенкин выделил два типа литературного правдоподобия: правдоподобие типа, характеризующее литературу начиная с XVII века, и реалистическую иллюзию правдоподобия несущественных признаков, свойственную современным текстам. Что касается мимесиса, то помимо текстуального подражания, исследователь упомянул ещё и мимесис тела, примером которого может служить гоголевский сказ. Структура сказа имитирует артикуляционные процессы, а сам текст «оказывается подобен живому, подвижному телу». Этот последний вид мимесиса, по мнению С. Зенкина представляет собой «многообещающую» проблему, к которой «только подступается наука о литературе».   

Последнее заседание конференции «Реализм и другие «большие» стили» началось докладом Андрея Немзера (НИУ ВШЭ) «Кто написал «Анну Каренину»?», который указал на «брезжащую» возможность отождествления персонажа Левина с автором романа. В «Анне Карениной» упоминается незавершенная книга Левина, которая, по его мнению, должна изменить русскую жизнь. В книге главенствует мысль о колонизации незанятых пространств. Важным для исследователя оказывается созвучие этой мысли идеям самого Толстого. «Анна Каренина», по мнению А. Немзера, —  не единственный в русской литературе второй половины XIX века пример «проявления» автора в одном из персонажей-писателей. Можно вспомнить финал «Обломова» с неожиданным появлением очень похожего на автора литератора, эксперименты Писемского, текст «Обрыва» и ненаписанный роман Райского, склонности Достоевского к прямому литературному конструированию в «Униженных и оскорблённых» и в трех последних романах писателя.

Предметом анализа в докладе Екатерины Ляминой (НИУ ВШЭ) выступил рассказ Чехова «Поцелуй». Рассказ стал для писателя экспериментом - в нем опробована новая манера повествования. Повествователь здесь не является действующим лицом, но в деталях сообщает об эмоциях и настроениях героев. Сюжетный двойник «Поцелуя» — юмористический рассказ «То была она» — написан в «осколочной» манере с использованием «я-повествования». По мнению Е. Ляминой, создавая рассказы с одинаковым сюжетом, Чехов намеренно привлекает внимание к разработке разных стилистических модусов. Кроме того, исследовательница обращает внимание на связь рассказа с литературной традицией. В тексте появляются мотивы романтической прозы второй четверти XIX века, в частности, повести «Выстрел» Пушкина. Среди близких мотивов — одиночество офицеров и отсутствие личных связей, ожидание и событие, которое может кардинально изменить жизнь. Однако есть важные отличия: разные типы реакции героев на кульминационное событие, нивелировка новеллистичности в «Поцелуе». В заключение Е. Лямина отметила, что Чехов использует методику наслаивания, проступания через верхние слои старой сюжетной основы в качестве средства движения от саркастичности и штриховой манеры себя раннего  к  полутонам и маскам себя позднего.

Доклад Бориса Маслова (НИУ ВШЭ-СПб – Чикагский университет) «Реалистическое письмо и кризис синтаксического периода» был посвящен особому эффекту правдоподобия, возникающему при передаче человеческой речи. Исследователь отметил, что особенность реалистического письма состоит в том, что в нем метасемантические и метапрагматические операции становятся предметом эксплицитной и имплицитной рефлексии самих героев об этом взаимодействии и рефлексии автора об этой рефлексии. В качестве примеров Б. Маслов привел произношение слова «принцип», имеющего разные смыслы для разных героев романа И. С. Тургенева «Отцы и дети», и регламентацию метапрагматических режимов в драме А. С. Пушкина «Борис Годунов», где противопоставляются два типа языка – рифмованный язык знати и  ритмический язык народа. Отдельная часть доклада была посвящена идеофонам или вербоидам (глядь, хвать, шмыг) — словам, совпадающим или близким по звучанию к глагольному корню, но лишенным глагольного словообразовательного и словоизменительного потенциала, характеризующихся особой идеофонической семантикой. Использование идеофонов, по мнению Б. Маслова, помогает достичь эффекта реального посредством погружения читателя в повествование. Анализируя тексты Пушкина, Лермонтова, Гоголя и Тургенева, исследователь отобразил спектр функций, реализуемых в реалистических текстах идеофонами. При этом к основным функциям идеофонов Б. Маслов отнес индексацию события и коннотацию звучащей обыденной речи, способствующую демократизации текста, открытого особому народному языку.

Завершилась конференция долгой дискуссией, в которой участники и гости конференции попытались сформулировать, в каком направлении должно развиваться изучение эффекта реальности и реалистического письма сегодня.

Ольга Виноградова, Ольга Нечаева, Елена Тимофеева

(студенты магистерской программы «Компаративистика: русская литература в кросс-культурной перспективе»)