Интервью с участницей НУГ
В декабре 2022 года был опредён список проектов - победителей конкурса НУГ в рамках программы "Научного фонда НИУ ВШЭ". НУГ "Современные методы исследования стиха и прозы" прошёл все этапы отбора и получил поддержку со стороны университета. Мы хотим познакомить вас с одной из участниц — Марией Якимовой, иницииатором создания группы, секретарем семинара НУГ. Мария занимается исследованием ритмики переводов русской классической поэзии на белорусский язык на протяжении нескольких лет. В интервью Мария рассказала о современном стиховедении, а также о новых методах в этой науке.
Чем занимается современное стиховедение?
Современное стиховедение направлено в сторону компьютерного анализа, что дает новые перспективы в подходе к изучению. Наш метод – лингвостатистический. Проводится первичная разметка текстов вручную, а затем они анализируются с помощью компьютерной системы изучения ритмики стиха и прозы "Прозиметрон", разработанной Е. В. Казарцевым и В. Э. Вашченковым. Результатом работы системы является подсчет количества строк, составление профиля ударности, подсчет частот разных форм ямба. Далеко не все интересные вещи заметны невооруженным глазом, и здесь техника, конечно, нам сильно помогает. Вероятно, в дальнейшем появятся какие-то новые методы, которыми мы пока что не пользуемся.
Ты сказала про новые методы. Насколько новым кажется тебе то, чем занимается коллектив НУГа?
Есть база, на которую мы все опираемся. Во второй половине XX века были исследователи, которые составляли ритмические таблицы и строили профили ударности вручную. Сейчас благодаря разным программам, в частности “Прозиметрону”, мы можем использовать современные методы, чтобы делать это гораздо быстрее и точнее. Мы занимаемся тем, что не делают, допустим, классические литературоведы. И это надо популяризировать. Я думаю, одна из задач НУГа – создание научного комьюнити не только в России, но и за рубежом.
А как ты считаешь, для того, чтобы популяризировать квантитативную науку, нужно переходить в научпоп или можно остаться в сугубо академическом стиле?
Я думаю, нам нужно пойти навстречу людям, которые не причастны к академической среде. Например, в школах на уроках литературы рассказывать о том, что есть такое стиховедение, и предложить попробовать сравнить два стихотворения, построив их профили ударности. Школьники с этим вполне справятся. Университету тоже нужны изменения. Хорошо бы сделать стиховедческий минор, потому что поэзией увлекаются не только филологи. Лингвистам было бы интересно узнать, как устроена речь поэта в стихах и в прозе – это то, чем занимаются мои коллеги из НУГа. Также есть исследования процессов порождения стиха: изучается работа мозга поэтов и писателей. Это будет интересно и другим программам.
Как ты считаешь, вытеснит ли квантитативная филология классические гуманитарные подходы? Насколько вообще гуманитарно то, что вы делаете?
Я думаю, от гуманитарного осталось основное – наша интерпретация как исследователей-гуманитариев. Мы делаем выводы, основываясь на нашем восприятии данных, нашем опыте. Компьютер просто позволяет эти данные извлекать. Но то, как мы их используем, все-таки гуманитарная вещь.
То есть это вопрос внедрения нового инструментария, а не изменения ракурса филологического исследования?
Я считаю, что да.
А что повлияло на твое желание заниматься такой специфической наукой?
В школе мне была интересна физика, например. Я даже думала: если я на “Филологию” не поступлю в Москву, то буду физиком-ядерщиком. И на втором курсе, когда мы выбирали майноры, я записалась на “Интеллектуальный анализ данных”. Там мне очень нравились задания, связанные с анализом текста при помощи нейросетей. На втором курсе я уже пришла на НИС к Евгению Вячеславовичу Казарцеву, но еще не увлекалась когнитивными методами. Я смотрела, чем занимаются мои коллеги со старших курсов на НИСе, и у меня стали появляться идеи, что я могу исследовать с помощью точных методов.
А кто для тебя сейчас в мире филологии главный ученый, ориентир?
Для меня название “ученый” слишком громкое, что ли. Оно ассоциируется не с людьми, с которыми я лично знакома, а с чем-то, что было в прошлом. Конечно, я знакома со стиховедами: с руководителем НУГа Е. В. Казарцевым, с Ю. Б. Орлицким, с исследовательницами из Смоленска Л. В. Павловой и И. В. Романовой. Та академическая среда, которая сформировалась вокруг меня, помогает мне в поиске новых идей и методов исследования.
А если брать ученых из прошлого, будь у тебя, возможность задать им какой-нибудь вопрос, каким бы он был?
Интересно, как основатели русского формального метода додумались до вычислений в стихе, как появилась первоначальная идея и с чем была связана. Сейчас для нас это не так удивительно, но тогда это было что-то очень новое. Думали ли они о том, что ждало такие методы в будущем, может, у них были какие-то более масштабные идеи, чем мы полагаем, как они соотносятся с тем, чем занимаемся мы сейчас?
А чем ты занимаешься сейчас?
Я пишу статью, которая посвящена изучению ритмики переводов русской классической поэзии на белорусский язык. Туда войдёт анализ трёх переводов “Евгения Онегина”, нескольких переводов поэм Лермонтова – “Мцыри” и первой части “Демона”. Я сравниваю ритмику перевода и оригинала, сопоставляю со стихотворениями, которые писали сами переводчики, пытаясь понять, насколько их перевод близок к тому стиху, который они сами создавали. Важно понимать, насколько это встраивается в тенденцию развития белорусского стиха (спойлер: вообще не встраивается), можно ли говорить об их близости с Пушкиным и Лермонтовым. Конечно, там есть сходство, но есть одно довольно существенное отличие: переводчики стремятся к уравниванию ударности первой и второй стопы. Почему это происходит – довольно сложный вопрос. У меня есть гипотезы, но конкретную причину выявить довольно сложно, возможно, что ее и нет!
Чем ответ на этот вопрос может быть практически полезен?
Знаешь, у меня иногда мама спрашивает: “Хорошо, Маша, занимаешься ты изучением стиха, но что с этого? Я понимаю, если бы ты строила ракету… А вот это для чего?”. Такой вопрос немножко триггерит всех, кто занимается гуманитарными исследованиями. У меня масштабная задача – изучить взаимодействие восточнославянских литератур в плане ритмики стиха. Если это переносить на другую перспективу, речь идёт о культурном обмене между странами через художественный перевод. Например, зачем белорусам переводить русских поэтов, и так же всем все понятно? Но этот перевод может обогатить отечественную литературу новыми формами. Это исследование помогает с другой стороны посмотреть на взаимодействия между близкородственными языками и литературами.
Как ты думаешь, почему именно ваш НУГ получил финансовую поддержку?
Потому что у нас уже есть система, в которой мы работаем, которую развиваем. Многие исследователи занимаются своими работами не первый год, даже если они студенты. Такие студенты – будущие кадры, которые будут продвигать имя университета, повышать его статус, авторитетность в научном сообществе.
А что по-твоему студентам дает участие в подобных проектах?
Я думаю, НУГ – это комьюнити, которое очень важно для собственного развития и обмена опытом. Когда ты участник проекта, в твоих собственных глазах твоя работа приобретает больший статус. Если ты планируешь оставаться в академической среде, то, конечно, будешь в чем-то подобном участвовать. А это как такая первая ступенька, первый шажок.
Что бы ты могла посоветовать с тем, кто только хочет прийти в науку, сделать эти первые шаги?
Мне кажется, здесь много зависит от людей, которые будут тебя окружать. Мне повезло с моим научным руководителем, Е.В. Казарцевым: он поддерживает в начинаниях, будет всегда за какие-то новшества, изменения. Хорошо бы найти такого человека. Также нужно не бояться что-то пробовать, писать, предлагать какие-то свои идеи, чтобы был исследовательский запал, чтобы хотелось что-то делать!
Интервью брала Диана Романова.