Ответ на вопрсы Аннетты Гилберт о сносках в стихах

Когда написал первые стихи со сносками. Как к этому пришел.

Насколько помню, первая сноска – просто примечание-пояснение (с долей ехидства) «Кибернетические слова» к строчкам «Информация / перфокарта», стихи «Ангел объектива» (взято из А. Тарковского, 59 год). Но они в строку не встроены, в тексте как бы и не участвуют. Поинтересней в этом смысле сноски могли быть года через 2-3. Следующая, не раньше 62 года, судя по Серову:

У Серова \1

нарисовано.

А у Серова \2

Насеровано

1/ у того

2/ у этого

Отклик на Никитины безобразия в Манеже, когда громились «формалисты» и в пример ставились «реалисты» вроде этого Серова. Именно этого, советского, что Ленина изображал, а не того, который «Девушку с персиками»... Сейчас наверно, я постарался бы и развернуть эту сноску как-нибудь так, позабавнее… Тем более, сейчас этого ленинописца не всякий, думаю, сразу и вспомнит. С другой стороны, и я теперь вроде легче перехожу от стиха (очень условно выражаясь) к прозе. Или наоборот... Вообще люблю, когда термины недоумевают. Думаю, наше авторское дело – всё-таки факты, а термин – обслуживает, и лучше бы ему держаться позади факта, скромнее.

Тут уже, на мой взгляд, поймано какое-то параллельно-перверсивное соответствие и по теме, и по стиху. И работает на вид дубовый контраст какого-никакого, но стихосложения, и нарочито косноязычного «того/этого» – знаете, такой смех русской речи над русской речью… Он-то и запоминается, он и становится, пожалуй, как раз основным тут именно стиховым событием… И если так, спасибо и сноске. Она его подает. Как на блюдце…

Полностью согласен с Вашим подбором примеров. И вот такие – базового характера сноски – уже ближе с 70-х. Как пришел? Да вроде и никак не приходил. Не помню, чтобы сноска в стихе когда-нибудь вообще казалась чем-то таким отчаянно чрезвычайным, невозможным и невиданным. Года с 54-го новости с переднего края поэзии доставлял мне в основном Н.И. Глазков – благодаря А.Б. Русанову, школьному моему другу. Сейчас не вспомню, есть, были ли у него сноски, но если нет – момент скорей формальный, протокольный. Просто, значит, не стал (не успел), не оформил так вечные оживленные переклички внутри своих текстов и между ними, да и с чужими текстами, но сами такие переклички налицо.

Но, может быть, и есть сноски. И тогда уж, конечно, я не мог не брать их во внимание. Вольно-невольно. А если нету – все равно подвергался влиянию… Вот уж этого не отрицаю. Считал и считаю Н.И. Глазкова крупнейшим явлением русской поэзии ХХ века, а в 40-50-х – пожалуй, и самым-самым… – Да он умней Пастернака!.. – Ахнул, помню, году в 60 А.Я. Аронов, и сам поэт заметный, впервые толком (благодаря Русанову и Гинзбургу) почитав ежегодичные глазковские выпуски «самсебяиздата» (кстати, «самиздат» слово – как раз от этого, глазковского). Ну, кто там умней – судить не будем, не будем и забывать про военного «Теркина» Твардовского, про Л. Мартынова, но как бы ни было, Н.И. Глазков, по моему мнению, до сих пор остается фигурой недооцененной. И не очень хотят видеть, м. б., прежде всего именно его работу с русским стихом, который он в самые тупые советские времена обживал и оживлял как никто другой органично и успешно.

А вот Я.А. Сатуновский делал это сознательно и демонстративно. Иногда, м. б., почти до назойливости. Но тем более явственно. И уж у него сноски так сноски. Вот одна из них – едва ли не Главная Сноска всей Русской Поэзии ХХ века:

Одна поэтесса сказала:

- Были бы мысли, а рифмы найдутся. \1

А я говорю, нет –

Были бы рифмы, а мысли найдутся. \2

            ________________________________

/1, 2 – ничего подобного: это одно и то же/

Сноска тоже года около 60-61, момента нашего с Я.А. знакомства (Встретились у Рабина и по майской погоде пошли к Кропивницкому и Потаповой в Долгопрудный). И меня эта сноска, скажу честно, впечатлила с тех пор и по сие время.

Да у меня и есть про это еще в «СПРАВКЕ» – в «Объяснительной записке» и везде, где «Записка» эта перепечатана. <…>

Что могут сноски. Чем они завораживают.

Ну как же. Сноска вторгается, она нарушает строй текста, настоятельно требует внимания – очевидно, у нее серьезные резоны… Во всяком случае, так можно, думаю, описать первый контакт, первую встречу со сноской. Дальше, наверно, бывает по-разному, но мне ближе, когда выясняется тут же, и чем скорей, тем лучше, что не столько она нарушает, сколько дополняет, обогащает, разнообразит. А там смотришь – она-то и становится главным событием…

Чем завораживает сноска? Вы интересно ставите вопрос. Мне кажется, тем, что она похожа на мысль. На вид похожа… По ощущению…

А чем завораживает стих – традиционный, нормальный стих? Не тем ли, что он похож на рассуждение, изложение, повествование – на мысль как последовательную крепкую логическую цепь, которая как бы только что состоялась и подключает к себе и нас. Верно? Мысль в виде речи. Уже выстроенной, скрепленной рифмами, ритмом и т. п.

А тогда текст со сносками, даже текст из сносок – это, очевидно, мысль в момент ее нахождения, формирования; зачем же обязательно уже строй, парад. Линейка... Неудивительно, если какие-то шевеления идут и по нескольким направлениям сразу. Сноска, если хотите, нащупывает себя. Наглядно пробует – наверно, этим и завораживает... Живостью, непосредственностью. Нас, можно сказать, берут в участники. Вместе с тем, если получилось, как надо, то получилась и речевая структура – не линейная, но не меньшей прочности. Хоть потенциально и подвижная, дышащая. Более свободная. Вообще если «нормальный» стих одномерен, последователен как произносимая речь, то голова-то ведь у нас аж трехмерная, а у мысли, мышления, возможно, вообще бывает 3+n измерений…

Наверно, голова и рада бывает как-то себя признать, вспомнить эту свою природу – отсюда завораживание…

Предшественниками, единомышленниками называю Сатуновского и Соковнина.

Да, и даром, что у Соковнина сноски в прозе. У него проза выверена и выращена как стихи. И стихи тоже существенные – предметники… Для меня по крайней мере. <…>

Вижу ли разницу в использовании сносок у себя и у других. Можно ли говорить об особенной поэтике.

Если говорить, так не мне же, извините…

Ваша интернет-страница «Вавилон» начинается со слов. Выход… Названо «Визитная карточка». Рассказать об этом.

Моя интернет-страница «Вавилон» получилась без моего участия. Я давно (лет 20 назад) отдал все стихи, какие мог, Саше Левину, Александру Шаевичу, замечательному барду, из самых наших лучших, и отцу семейства, и компьютерному асу высшей классности и вообще отличному парню – просто чтобы стихи у него были. А Левин в добрых (и зря, думаю) отношениях с Кузьминым. А тут и Интернет… А Кузьмин звал в свой Вавилон еще бумажный, но чего-то мы тогда не договорились. Да и охоты особой не было с ним связываться. А Левин и возьми и дай часть моих стихов Кузьмину. Скандалить, протестовать прямых причин вроде не было. Я и плюнул, оставил всё как есть. Но страницу эту свою не только не делал сам, но и не видел. В компьютере у меня вообще нет Интернета. Вместе с тем, к стихам «Выход…/ Да здесь везде выход/ В воздух/ Воздух есть воздух…» и т. д. сам отношусь совсем не плохо. Но уж если рекомендоваться какими-то одними стихами, то скорей предпочту, как Вы, возможно, заметили, «Свобода есть свобода…» или «Живу и вижу» – особенно после картины Эрика Булатова с этими словами.

Коротко о ключевых словах воздух, выход и Господь Бог.

Связь между ними есть?

Коротко рассказать хотя бы о словах «Господь Бог», пожалуй, уж очень мудреная была бы задача. С другой стороны, а не ее разве я и пытаюсь хоть в какой-то мере решать именно в этом тексте? Очевидно, не получилось. Бывает. Во всяком случае, все-таки не Господь, а Господь Бог, с произнесением именно [бох], со звуком х на конце – [h] по-вашему, но без озвончения – это и более достоверное в этом случае произнесение и, главное, оно фонетически соотносится со словами «Воздух» и «выход» – а Вы же сами говорите о связи и называете их ключевыми…

Насчет иерархии – вот Вам уж так прямо сразу Ordnung подавай, без этого нельзя… Субординацию… Сказать честно, я в это не очень вдумывался и не уверен, что такой подход сулил бы много интересного – по крайней мере, если речь о моих стихах. Только знаю, что действительно бывают многоэтажные сноски – сноска к сноске и т.д. А чего ж бы им и не быть? Вот и к Господу Богу своя сноска: «А Господь Бог у нас здесь / Редкость / Как бы это сказать». Причем последняя строчка – сама сноска-стилевой комментарий ко всей сноске, и можно ее так и подать, оформить. А можно –скобками. А можно оставить так: собственно, союз а ведь уже указывает на оттенок комментария к предыдущему тексту… А в общем, это всё моменты скорей формальные, протокольные. Можно в них попробовать углубиться, если есть охота и выходит что-то интересное. Но обязываться как-то досконально исследовать именно их во что бы то ни стало – зачем? Во имя науки? А Вы уверены, что наука – именно это? Или это то, что проще счесть за науку?

Не попадалось Вам такое слово – мультидирекция?Уже трепет пробирает, верно? А значит слово просто множество связей слова или фразы, группы слов по разным направлениям в изображении на картинке вроде ежа, причем морского – с иглами во все стороны. Дирекциями.

Взято оно, по-моему, из трудов кого-то из ваших конкретистов – классиков авангарда середины ХХ века. Когда авангард этот накопил не меньше резонов и правоты, чем при начале, в свой золотой период (у нас – Серебряный век). И дает, по-моему, яркий, поистине обостренный образ объемностиречи. Речь-письмо или речь-речь вслух, понятно, одномерна, линейна, хоть на листе, конечно, с оговорками и дополнениями в сторону второго измерения: те же сноски… Но самая наша речь, речь-мышление – конечно, знает по меньшей мере еще одно измерение, третье. Она очевидно объемна. Как и голова…

И сноска, вторгаясь в текст-линию, энергично возвращает нас к этой стороне природы нашей речи, к объемности ее. Пространственности, дополнительному измерению, еще одной степени свободы. То-то и завораживает… Она часто как бы реальней, фактичней, конкретней основного текста. Авторитетнее в принципе – нередко именно в силу скромности, минимальности… С другой стороны, это еще одно средство стиха против стиха, против стихосложения. Как, скажем, и повтор. Хотя явно противоположна его линейности, уплотненности.

(У меня, если вы обратили внимание, на повторе текстов довольно много – и все их можно считать как бы фрагментами одного большого-большого текста-проекта: бесконечного и бесконечно пополняемого ритмического набора слов-повторов, как бы слов моего собственного словаря – реального или потенциального. Слов, обкатанных в произнесении или на слух, но которые я так или иначе знаю – знаю, как их сказать. Освоенных. Нечто, обратное, как видите, фрагментарности сносок, и дополнительное по отношению к ним. А в общем, если считать, что соревнуются как-то целостность и дискретность, не хотелось бы вставать тут ни на чью сторону безоговорочно. Но это так, к слову. Физически же этот текст записать предстоит – и уж лет 45…)

Как можно вслух прочитать сноску?

Проще всего так и прочитать, описать, дать справку. В каких-то случаях – выкинуть какое-то коленце голосом, если есть способ. И если получится…

Правильно ли напечатаны стихи-пробелы. Интервалы. Смещения. Шрифт – можно ли считать «Живу вижУ» 2002 авторским вариантом.

Насколько помню – вроде бы можно. Насчет пробелов-интервалов – если есть конкретные сомнения, лучше бы по каждому такому случаю персонально. Вообще зловредные штуки, знаю.

Перерабатываю ли я свои ранние стихи периодически?

Скорее эпизодически.

«Живу вижУ» претерпело изменения, что привело к появлению двух сносок. А также r изменению расположения слов.

Почему стоит первая сноска внутри стиха, а не как обычная сноска в конце?

Ой, не знаю. Текста под рукой нет.

В ранних публикациях сноски (шрифт?) имеют разный размер по сравнению с основным текстом. Объяснить.

Недавно меня здорово наказали за разгильдяйство и несоблюдение этой рекомендации – чтобы печать сносок как-то отличалась от основного текста. Имел я дело с людьми не глупыми отнюдь, и подумал: и так понятно из контекста, где кончается сноска (у меня кончалась в конце страницы).

Естественно, набор выглядел по-другому, и в результате в интересном сборнике о Сапгире моя статья смотрится-читается отчасти по-идиотски. Правда, назван сборник еще лучше: ВЕЛИКИЙ ГЕНРИХ… Но уж это не моя работа.

Вообще я понимаю, ваше научное дело исследовать наличный текст, отмечая его странности. И я Вам сочувствую. Но на самом деле, ей-богу, суть в том, какая странность имеет значение, а какая – нет. Проще говоря, что хорошо, что – не очень… Как и всегда, собственно… По моему впечатлению, Вы достаточно хорошо ориентируетесь в русской речи и в русском стихе, чтоб иметь об этом собственное мнение. И Вы меня, извините, но я думаю, все-таки, толк в нашем деле (я ведь тоже филолог по образованию) по-настоящему бывает, когда предметом исследования становится именно это свое мнение-впечатление. Ощущение. Но именно собственное… При всех понятных оговорках. Кажется, что оно эфемерно. На самом деле оно-то и фактично. Оно-то и предмет. Изучения...

Могу поделиться моим ощущением. Можно, наверно, специально затеять стихи из сносок. Cмонтировать. Будет еж,хоть уже и цельносварной, противотанковый... Но завораживает в сноске, по Вашему выражению, думаю, прежде всего, наоборот, момент спонтанности, непредсказуемости, свободы. Воздух… Что-то, что подворачивается под руку неожиданно. И, между прочим, интерактивность ее – хоть это слово давно суют повсюду кстати и некстати. Собственно, любой, наверно, современный читатель стихов в той или иной мере уже готов сунуть нос на кухню – чуть посочувствовать автору в его трудах или, наоборот, подсмеиваться над ними… И он отчасти ощутит, оценит сноску и как технологический момент, рабочую примерку варианта: можно так, а можно и вот как.И в то же время.Что существенно. Сноска – закрепленный каприз...

(А еще, наверно, можно и так сказать: тот же повтор – материя, сноска – энергия… Если это что-то даст кому-то…)

Можно ли сказать, что есть иерархия сносок, ссылок.

Субординация… Наверно, бывает или может быть. Но тут я умолкаю. Во всяком случае, если у меня и бывало, то само собой, ненамеренно.

Тезис: сноски внизу текста под чертой не так связаны с текстом (можно, напр., опустить при цитировании)

По-моему, при цитировании сноску все-таки лучше не опускать – в моих стихах по крайней мере. Это же не аппарат-комментарий в конце книги. Такого я пока что вроде делать не пробовал.

Что меньше связаны с текстом, если они под чертой – это подумать надо. Не исключено, хотя не завидую Вам – вот в этих делах черт ногу сломит. А вам надо научную определенность... Наверно, они сравнительно меньше связаны с отмеченной сноской точкой текста – менее непосредственно. А вообще такая черта кажется, я сказал бы, надчеркиванием – подчеркиванием строки сверху…

__________________________________________

/конец текста/

вот как иногда. Выход. Пара слов Лене Сокову.

Тут скорей жест освоения, снять жанровую почтительность, не поэтическое какое дескать стихотворство особое, а текст и текст – вот и сноска тут вполне возможна. Сноска как сноска.